Джейсон Годетски / Племя Антропик
25-й из Тридцати Тезисов
Публикуется по лицензии Creative Commons Attribution 3.0 License
Ничто в жизни человека не имеет на него настолько глубоко негативного воздйствия, как цивилизация. Как мы уже рассмотрели, она навязала необязательное зло иерархии, (см. тезис №11); она навязала трудный, опасный, нездоровый земледельческий образ жизни (см. тезис №9); от нее мы болеем (см. тезис №21), но она при этом не покрывает наносимый вред медицинскими достижениями (см. тезис №22). Она внесла в нашу жизнь свойственные ей уровни стресса, питание и образ жизни, которые плохо сочетаются или просто вредят нашему здоровью, она принесла войну, экологические бедствия, но не дала нам ничего, что можно противопоставить. Не только цивилизация может давать нам медицину и знания в целом (см. тезис №23), искусство (см. тезис №24). В целом влияние цивилизации на качество жизни крайне пагубное.
Измение качества жизни - всегда непростая штука. Индекс человеческого развития ООН учитывает три параметра: среднюю продолжительность жизни, уровень знаний, уровень жизни. В случае этого индекса HDI, все три параметра измеряются так, что происходит перекос в пользу цивилизации. Например, средняя продолжительность жизни измеряется цивилизлванными людьми так, будто жизнь начинается с рождения. Они не учитывают в рассчете среднего показателя аборты, даже при том, что уже в самой культуре цивилизации не все согласны с этим. Не не должно сильно удвлять то, что во многих культурах началом жизни считают другой момент. Культуры собирателей, для примера, считают, что жизнь начинается в возрасте двух лет, и, следовательно, и относят аборт и убийство младенцев к одной категории. Детей не называют и не считают личностями до этого момента. У женщины племени !Кунг могут начаться схватки, она уходит в заросли кустарника и возможно возвращается с ребенком, а возможно без. Мертворожденные и убитые после рождения не считаются ничьим вопросом, кроме как ее собственным. Такое отношение давало собирателям высокую смертность, что заставляет современных специалистов считать, что их образ жизни был ужасно плачевным, что их младенцев пожирали инфекции. В результате эти комментаторы приходят к искаженным статистческим выводам, что такие цифры свидетельствуют о качестве жизни собирателей. На самом деле, такой анализ дает нам лишь малую часть информации о том, насколько субъективность может исказить даже, казалось бы, очевидные факты.
Менее предвзятая оценка - ожидаемый возраст смерти для каждого возраста. Ричард Ли заметил, что 60% встреченных им людей из племени !Кунг были страше 60 лет (в “развитых” странах этот показатель - 10-15%). Таблица предоставленная Хиллардом Капланом, и др., в книге “Теория Эволюцци истории человеческой жизни: Диета, Интеллект и Долголетие” весьма поучительна. Сравнение племен Ач, Хазда, Хиви и !Кунг показывает среднюю вероятность дожить до 15 лет как равную 60% (что отражает огромное влияние нормативного убийства младенцев), однако ожидаемый возраст смерти для 15-летних сразу взлетает до 54 лет. В работе Burton-Jones, и др., “Пострепродуктивная жизнь в древности: Влияет ли современность на пострепродуктивную продолжительность жизни охотников и собирателей?” видим другую таблицу на стр. 185, показывающую нам, что в возрасте 45 лет, женщины !Кунг ожидали, что проживут еще 20 лет до 65 лет, женщины Хазда могли прожить еще 21.3 года до в среднем 66,3 лет, а женщины Ач - еще 22,1 года до 67,1 лет. Также нужно помнить, что все проанализированные культуры собирателей из путыни Калахари — предельно отдаленной, непростой даже для собирателей экосистемы. Если бы их пустили в зеленые прерии или джунгли южнее Сахары, к которым люди лушче приспособлены, то можно ли было бы ожидать еще большего долголетия? Мы можем только предполагать, и скорее всего предположения окажутся верными.
Ожидаемый возраст смерти равный 54,1 или даже 67,1 может показаться мизерным жителям США, но в США на 1901 год, люди в среднем жили до 49 лет. Средний уровень долголетия в цивилизованных странах только недавно подтянулся к показателям самых маргинальных собирателей. Кроме того, в тезисе №8, мы рассмотрели отношения между “развитыми” и “развивающимися” странами. Если ориентироваться на статистику “развитых” стран, то получается искривленная картина, так будто можно судить о качестве жизни средневековья по знати, отбрасывая в сторону качество жизни крестьян, на которых держалось благоденствие знати. Средний показатель долголетия по миру намного более информативный, чем данные по США. Сегодня средняя продолжительность жизни в мире 67 лет — ровно то же, что Burton-Jones обнаружил в случае с женщинами !Кунг, которые с трудом находят себе пропитание в пустыне Калахари. После всех невероятных достижений в долголетии, прогресс замедлился, потому что затраты на медицину уже не так окупаются (о чем я детально пишу в тезисе №15). Нам удалось дотянуться до качества жизни лишь самых отчаянных собирателей из захолустья.
Каспари и Ли, в работе “Старость становится нормой в поздней эпохе человеческой эволюции,” указывают на тренд растущего долголетия, который относится не к началам цивилизации, а к Революции Верхнего Палеолита. Мы наблюдаем, как долголетие растет в период Верхнего Палеолита, Мезолита, и в эпоху до того, когда это достижение уничтожил приход цивилизации. В тех редчайших местах, где цивилизация еще не установила господство, долголетие охотников и собирателей продолжает расти, хотя скудная плодами природа локальных экосистем предоставляет непростые для жизни условия.
Археология показывает нам, что с приходом земледелия резко падает средняя продолжительность жизни. Я уже обсуждал в тезисе №6 Dickson’s Mounds: катастрофическое падение продолжительности жизни. Видно, что этот шаблон повторяется во всех культуах, куда пришло земледелие. До недавнего времени, средняя продолжительность жизни в земледельческих культурах варьировала от 20 до 25 лет, в то время как даже собиратели Калахари скорее всего радовались жизни те же 54 года, как и сегодня. В “развитых” странах люди умирают в среднем в начале седьмого десятка; в странах третьего мира - все еще зачастую на третьем десятке.
Второй критерий ООН - знания. Однако они тут в качестве критерия используют умение читать и писать. мы уже обсуждали высокий уровень знаний в примитивнх культурах в тезисе №23, однако такие системы знаний зачастую опираются на устную традицию. Они сами по себе впечатляют, но использую особого рода образованность, знания. По меркам ООН эти знания никчемны, т.к. учитывают они только владение письменной традцией. Уолтер Онг в своей работе Устное и Письменное, утверждает, что устная традиция в культуре, несмотря на громадные отличия от письменной, ни в чем ей не уступает.
Но именно третий критерий, “уровень жизни”, оголяет то, какой трагедией является цивилизация, пусть даже ООН прикрывает позор предвзятыми метриками, в данном случае при помощи ВНП на душу населения по паритету покупательной способности (ППС) в долларах США. Такому параметру неоьъемлемо свойственно оценивать уровень потребления, что означает, что он систематически выделяет “исходно богатые страны” мира, измеряя богатство, в котором они не нуждаются, и игнорируя то богатство, в которого у них в преизбытке. Хотя собиратели на равных с цивилизацией по первым двум критериям, они далеко превосходят ее по третьему.
В первый день вводного курса экономики, студенты учат понятие дефицита, о котором говорят, как об аксиоме, краеугольном камне экономической теории. “Дефицит” попросту означает, что определенного ресурса недостаточно для удовлетворения потребностей каждого; а посему некая система должна установить контроль за доступом к дефицитному ресурсу. Маршал Салинс в своем знаменитом эссе “Исходно богатая страна” подмечает:
Современные капиталистические общества, как бы они ни были одарены богатствами, всецело отдаются идее дефицита. Несоответствие экономических средств - первейший принцип самых богатых народов.
Институция дефицита - продукт рыночной и индустриальной экономики, продукт не имеющий аналогов. Там где производство и распределение определяются ценами, а уровень жизни зависит от приобретений и затрат, недостаток материальных стредств становится очевидной, исчисляемой отправной точкой всякой экономической деятельности…
И все же ограниченость ресурсов не есть неотъемлемым свойством технических средств. Она есть соотношение доступных средств и намеченных задач. Мы должны рассмотреть практическую возможность того, что собиратели заняты делом ради своего здоровья, ради конечной цели, и что лук и стрелы - адекватные этой цели средства.
Салинс далее разъясняет, каким богатством наслаждаются собиратели. Они не сильно ценят собственность, т.к. для кочевника собственнлость может быть бременем. Поскольку нужное им очень легко соорудить из легкодоступных материалов, собиратели зачастую демонстрируют необычайно пренебрежительное отношение к своим вещам. Мартин Гусинде описывал свой опыт общения с Yahgan в книге The Yamana:
Европейский наблюдатель подметил бы, что эти индейцы не ценят своих инструментов, так будто они напрочь забыли, сколько сил ушло на их изготовление. На деле, никто не держится за свои запасы и пожитки, которые одинаково легко теряются и восполняются… Индеец даже не проявляет бережливости, когда таковая была бы удобной. Европеец скорее всего покачает головой в недоумении, глядя на то, как безразлично эти люди обращаются с ценными объектами, дорогим убранством, свежей провизией оставляя их в густой грязи или осталяя на растерзание детей и собак…. Дорогие вещи остаются для них ценными на протяжении несокльких недолгих часов только по причине любопытства; почле чего они без малейшего сожаления остаются гнить в грязи и пыли. Чем меньше у них пожитков, тем комфортней им путешествовать, а испорченное они при случае заменяют. Посему, материальное им совершенно безразлично.
Салинс также замечает, что собиратели питаются невероятно разнообразно: это почти как полная гарантия от голода. Ле Жён отчаивался глядя на невозмутимость Монтанье:
Мы проходили через голод, а хояин дома словил 2, 3, 4 бобра и немедленно, будь то день или ночь, они устраивали пир для всех соседских дикарей. А если и эти люди что-то ловили, то они тоже устраивали пир, так что можно было ходить от одного застолья к другому, а иногда к третьему и четвертому. Я сказал им, что они плохо управляли ресурсами, что было бы лучше сохранить запасы еды на потом, что потупая так они могут остаться голодны. Они посмеялись надо мною. ‘Завтра’ - сказали они - ‘мы будем пировать тем, что завтра словим.’ Это так, но чаще всего они ловят лишь холод и ветер.
Европеец Ле Жён волновался за их выживание, а они были настолько уверены в своей способности прокормиться, что отказывались хранить еду и поедали ее без единой задней мысли. В среде большинства собирателей идея голода была немыслимой. Если это каким-то образом является отголоском древнего Эдема, то походящая цитата из Евангелия такая: “Поглядите на птиц небесных; они не сеют и не жнут, и не хранят, и все же отец ваш небесный питает их.” (Матв. 6:26) Конечно же, собиратели как и все иногда вынуждены поститься, а Салинс полагает, что за отказом от хранения еды может стоять нечто большее, чем просто идеология: “Отягощенные накопленным люди могут страдать больше, по сравнению с необходимостью немного поохотиться и пособирать в новом месте, гдеприрода дает больше из своих, возможно более желанных и разнообразных и более массивных, чем человеческие, запасов.” Запасы еды помешали бы им двигаться, а оседлость вынудила бы их исчерпывать ресурсы одной конкрутной местности.
Чтобы собрать такое изобилие, собирателям нужно работать намного меньше, чем нам. Салинис подводит итог начальной оценке Ричарда Ли касательно рабочей недели людей племени !Кунг:
Несмотря на слабые осадки (15-25 см), Ли обнаружил в району Доуб “удивительное изобилие растительности”. Доступной еды было “разнообразное множество”, в особенности калорийного ореха mangetti - которого было “так много, что миллионы орехов гнили на земле каждый год, ожидая сбора урожая.” Данные по Бушменам подсказывают, что охота и собирательство одного кормит 4-5 человек. На пальцах, собирательство бушменов эффективней французских фермеров до Второй мировой, когда 20% населения кормили остальных. Нужно признаться, что сравнение это не столько заводит в заблуждение, сколько в ошеломление. В общем населении кочующих бушменов , с которым был в контакте Ли, 61,3% (152 из 248 человек) активно собирали еду; остальные были или слишком молоды или слишком стары, чтобы сделать заметный вклад. На одной из стоянок 65% оказались “добытчиками”. Так что соотношение “производителей” еды к наслению было 3:5 или 2:3. Но эти 65% людей “работали 36% времени, а 35% людей не работали вообще”!
На каждого активного взрослого приходилось полтора-два для рабочих дня в неделю. (Иными словами, каждый активный собиратель обеспечивал себя и всю семью и при этом у него оставалось 3-5 свобоных дня на досуг). Работа занимала около шести часов; освюда подсчет: Доуб работали примерно 15 часов в неделю, в среднем 2 часа 9 в день.
Эта часто цитируемая статистика так же часто попадает под критику тех, кто указывает, что Ли не добавил в рассчет другие важные дела: создание инструментов и готовка. Как результат, Ли вернулся к изучению понятия “работа” и его новая оценка указала на 40-45 часов в неделю. Может показаться, что это как-то доказывает, что собиратели и охотники отдыхали не больше чем труженники заводов, однако не стоит забывать, что эти рабочие в свои 40 часов в неделю не выполняют свои “другие важные дела”. 40-часовая рабочая неделя - не только устарвеший артефакт исторически зажатый между победами профсоюзов и концом эпохи нефти, реальная рабочая неделя затягивается до 50 а иногда 60 часов и зачастую не включает походы по магазинам, повседневные дела, готовку еды, что отяготило бы конечный результат подсчета еще больше. В конце концов, различие между понятиями “работа” и “отдых” даже близко так не разделены у охотников и собирателей, как у нас. Собиратели вольно смешивают труд и удовольствие, хаотично прерывают работу развлечениями, играясь в работу и во время работы или работая в ходе игр. Определение работы, которое раздувает их занятость до 40-45 часов в денелю включает в себя все вообразимые занятия разнообразные по своей сути. Даже самая настоящая работа собирателей - наши любимые занятия для отпуска: охота, рыбалка, гуляние по пересеченной местности вдали от цивилизации.
Мы предоплагаем, что земледелие позволило людям больше отдыхать и в свободное время развиваться до цивилизации. На самом деле, земледелие радикально укоротило наше время отдыха и качество жизни. Цивилизация - вынужденный и неестественный образ жизни, в котором мы выцарапываем для себя крохи возможного. Стандартные в нашем обществе способы измерять качество жизни сильно предвзяты и на то есть причина: нам сложно даже приблизительно представить себе изобилие и богатство доступное собирателям. В отличие от нас, им доступно здоровье, разнообразное и гарантированное пропитание, масса времени для приятного времяпровождения. Прошедшие 10 000 лет стали необратимой катастрофой во всех вообразимых измерениях. Цивлизация беспрецедентна в размахе и скорости своего провала.